Пассажир. Москва-Амстердам-Майами-Сан-Хосе. Из-под козырька кепки лондонского бродяги, с едва уловимым перекосом надвинутой на самый лоб, никто не смотрел. Никто живой или некто полуживой. Лишь застывшая ухмылка в опущенном правом уголке губ. Взгляд бессмысленно упирался в витрину с французскими коньяками. Щупленькое пальтишко с меховым воротником. Кроссовки в стразах на худеньких джинсах. Хватило двух секунд, чтобы его всего увидеть.
Так случается, что из толпы вокруг никто не приметен. Глаз никого не выцепляет. Не присаживается в памяти. Так бывает. Людей много вокруг и вокруг никого. Критериев нет. Я не знаю почему я смотрю на одного из сотни. Почему именно он. Или она. Почему подсознание делает остановку на них. Не знаю. Бывает мельком. Несколько секунд и человек отпечатывается в памяти, порой даже чётче, чем те, кого видишь и знаешь годами.
В Шереметьево. После таможни. На нейтральной полосе. Он стоял у туалета и смотрел на витрину с коньяками, пока его рука монотонно заносила «Клинское» под козырёк кепки. Такой же. Нейтральный. Такой же как все и непохожий ни на кого.
Дело случая. Мыльная фраза. Но, если начать тщательно перебирать в памяти свои падения и взлёты, знаковые знакомства и даже случайный секс — то именно случай, та самая яркая вспышка, которая встряхивает твою старину.
Тот самый 1998 год. Декабрь. Моя первая Коста-Рика. Тот самый пассажир, которого я помню спустя 19 лет. Пусть он будет просто пассажиром. Без имени. Пусть будет образно. От того и для каждого свой.
Пассажир взял меня за руку. Потянулся носом в мою сторону. Словно мама обнюхивает сына, поздно ночью вернувшегося домой. Вдохнув полной грудью, уставшим голосом поинтересовался: «В туалете курить можно?». Кури на здоровье. «Спасибо. Я бросил». Странный парень.
Москва-Амстердам-Майами-Сан-Хосе. Простой и бесконечный маршрут. Рядом со мной в кресло плюхнулся тот самый пассажир. О как. «Я очень боюсь летать. Поэтому я буду пить. Но, ты не обращай внимание». В этот момент я подумал… сейчас скажет: «Но, пить я тоже бросил».
KLM щедро наливала в те годы. Виски сменял Хайникен и наоборот. Улыбчивые стюардессы как бы намекали «Давай, жги. Отдыхай. Всего много. Один раз живём». Пассажир не пьянел. Странно. Я вот не пьянею, когда кошки скребут, и на душе тоже. Мой пассажир таким не казался. Усталым, да. Разговориться толком и не успели. Амстердама не Луна.
Мой пассажир оказался родом из Хабаровска. И летел… в Коста-Рику. Случай. Так как рейс Амстердам-Майами был ранним, что-то около 8 утра, то отель пришлось брать рядом со Скипхоллом. В шатле мой пассажир снова оказался рядом.
«Какие планы на вечер?». Почему-то мне не хотелось от него отвязаться и придумать историю, в которой ему нет места. Так бывает. Незнакомый человек начинает разговор. И тут одно из двух. Ты думаешь, чтобы такое придумать, чтобы его больше не видеть или же затягиваешься в новое знакомство по собственному желанию.
«Я в квартал Красных фонарей. Времени не так много, но думаю, что успею». Он широко улыбнулся. «Да ты ходок. Я с тобой». Подумалось «вдвоём будет даже веселее».
Вечереет. Такси у отеля. В ночи слышно тиканье гульденов. А его всё нет. Я подождал ещё 10 минут и уехал в Амстердам один. Не сложилось. На Дамраке, в квартале красных фонарей — прекрасно всё. Это как первая любовь. Непонятно чем она закончится, об этом не думаешь. Важно здесь и сейчас. Это был тот самый квартал красных фонарей, про который Джордж Майкл ещё не спел свою «Roxanne»…
В Амстердаме я был ещё шесть раз. Квартал на Дамраке был обязательной остановкой. И потому про него и людей, здесь обитающих, можно написать много интересного. Но, не нужно. Пусть у каждого будет свой квартал красных фонарей.
В отель я вернулся в три часа ночи. Вопрос «Где же мой пассажир?» пару раз посещала, но не напрягала до беспокойства. Поспать удалось пару часов. На завтраке встречаю своего пассажира. За столиком. С кружкой пива и гренками. Сибиряк в шесть утра. Я вывалил свой йогурт на стол и спрашиваю: «Чего как. Где вчера застрял?»
«Ты, не поверишь. Когда я вечером уже собрался, я случайно уронил сумку, хотел достать носки, так как свои в раковине уже постирал и повесил сушиться. Я сразу понял, что здесь что-то неладное, услышав этот звук. Тёща. Сука. Засунула мне в сумку стеклянную банку малинового варенья. Трёхлитровую. Она разбилась. И полночи я отстирывал всё то, что было в сумке. Нет, тёщу я люблю. Но, ёб….! Малиновое варенье? В Коста-Рику?»
У каждого свой квартал красных фонарей. Мы так ржали, что чуть не пропустили наш шатл в Скипхолл. Т.е. мы его пропустили. Догнались на такси.
Амстердам-Майами. И вот стоит мой пассажир на досмотре. В кепке, в пальто со смехом, джинсах и кроссовках со стразами на босу ногу. Носки то постираны и не высохли. Малиновым вареньем от него несёт за 5 метров.
Таможня Амстердама видать и не такое ещё видела на своём веку. А потому они снисходительно улыбались, без вопросов. А я ржу с 7 утра и не могу остановиться. Скулы болят. Со стороны наверняка было похоже, что парень таки отыскал свою плантацию и прикурил. Я больше никогда в жизни так долго не смеялся. Часами.
«А зачем тебе столько малинового варенья?». Он многозначительно поморщился. «А кто её эту тёщу знает. Моим передала. Огурцы ещё хотела». История пассажира становилась всё более интересной. «А твои — это кто? Семья? Они в Коста-Рике?». Пассажир выдержал паузу, после которой попросил стюардессу плеснуть. Затем глубоко вздохнул и произнёс: «Ага. Расскажу, когда из Майами в Сан-Хосе полетим». Не раньше». После чего вырубился по-детски. До Майами.
Недолгий транзитный стык в Майами, и мы уже на борту рейса Майами-Сан-Хосе.
«Жену, дочку и маму я уже отправил в Коста-Рику. Пару месяцев назад. Теперь вот сам перебираюсь». Достаёт паспорт, пролистывает и говорит: «Липа. Не я. Настоящий я в федеральном розыске. Дела Хабаровские. Семью пришлось отправить раньше».
Такого поворота истории я не ожидал. А ему очень хотелось поговорить. Спрашиваю: «А как с финансами и всё такое?». Усмехнулся. «Братва подогрела. Да там много наших». Он задрал одну ногу и взглядом перевёл внимание на кроссовки. «Да и я не пустой еду. Думаешь стекляшки? Брюлики». В язычок кроссовка и правда были вшиты камушки, которые, при близком рассмотрении, явно не походили на стекляшки. Зная не по наслышке жаргон, мимику и жесты, да и просто поведение людей причастных к лихим 90-ым… я ему поверил.
«Всех пролетели. Теперь можно. А то сам нагрузился. А с тобой всё равно больше не увидимся. Коста-Рика быть может моя не последняя остановка».
В небольшом аэропорту Сан-Хосе моего пассажира встречала его жена и милая маленькая дочка, лет пяти. Они обнимались, словно не виделись лет десять. Женщина пассажира плакала. Мы и правда больше никогда не виделись.
Всё это время, при случае, когда я рассматриваю пассажиров, я с улыбкой вспоминаю того самого в кроссовках с брюликами. В его истории вижу нечто иное. Не малиновое варенье. Нет. Времена, когда многие из нас ходили по краю. Они не закончились. Край всегда впереди.
История моего пассажира столь же смешна и забавна, сколь и трагична в своей сути. Тогда, в 1998-м ему было 26 лет. Надеюсь, что у него всё хорошо. Хотя, вряд ли. Один шанс на миллион.