Я и не помню когда и где в меня врезалась фраза «Мой президент», но точно помню, что это было надрывное письмо некоего француза своему президенту где-то в литературе или в СМИ. Письмо начиналось с обращения именно так «Мой президент». Я тогда подумал… как же искренне это звучит. Коротко и точно. А как у нас, у русских, бы такое обращение читалось или звучало? Уважаемый Владимир Владимирович… нет, банально. Отец родной, Владимир Владимирович… слишком скрепно. Как же так? Столь богатый и могучий русский язык, а я так и не смог подобрать искреннюю фразу на русском.
На исходе этих безуспешных поисков я задался вопросом… а смогу ли я, пессимистичный максималист с недоеденным инфантилизмом за пазухой, назвать президента России «Мой президент»? После того, как подойдя с Эрдоганом к мороженщице на авиасалоне в Жуковском, он протянул ей 500 рублей за пломбир ценой в 50 рублей и вполне серьёзно спросил у неё «Этого хватит»? Это да, для меня дьявол всегда кроется в мелочах. После того как русские люди в самой богатой стране мира живут словно кот ссущий в тапки от пугающей неизвестности? После. После. После. И таких «после» много. Порой даже слишком много. Но все эти «после» нивелируются тем, что у Путина есть яйца.
Они не стальные. Гранитные. Как набережные Невы. Сложно сказать… что крепче в наше смутное время. Отполированные ещё в 80-х в ГДР, затем и в беспредельном Питере 90-х в разборах с тамбовскими, казанскими, и прочими, потом и в московских гамбитах с олигархами. Без трещин до сих пор. Слегка блестящие в свете рамп для подсветки дружеских миллиардов и тюремных алюминиевых мисок врагов. Чистый лоск. Без изъянов.
У Путина есть яйца. Я создал NFT Putin’s eggs для тех кто понимает о чём я. Порой мне кажется, что у него в коллекции несколько комплектов на замену. Ибо так долго не бывает. Кто-то коллекционирует яйца Фаберже, кто-то боится коллекционировать яйца Фаберже, остальные ссут в тапки от пугающей неизвестности. А у него пломбир за 500 рублей и своя коллекция яиц, какой сегодня нет ни у одного правителя в этом мире, или в этой войне. И её не подделать. Продать в самый последний момент? Возможно. Но верить в это не хочется. Ведь я уже почти готов его назвать «Мой президент».